СОЛДАТЫ ИЗ ПЕСНИ
На склонах обагренной реки Волги,
На берегах Москвы-реки
В своих дубленых теплых полушубках
Стояли вы, сибиряки.
Да будет не забыт ваш подвиг,
Как не забыты будут те —
У незнакомого поселка,
На Безымянной высоте.
Матусовский Михаил Львович.
Когда я впервые услышал эту песню «На Безымянной высоте», то решил, что она написана о коммунистах-добровольцах нашего третьего стрелкового батальона 718-го полка 139-й дивизии, отважно сражавшихся на подступах к Десне с превосходящими силами противника. Так же считали и мои однополчане. Позднее я узнал, как была написана эта песня.
Однажды вечером во фронтовой землянке встретились два товарища — военный корреспондент Михаил Львович Матусовский и редактор дивизионки Николай Дмитриевич Чайка. Говорил больше хозяин землянки—Николай Дмитриевич.
Он увлеченно рассказывал о бое на Безымянной высоте. Поэт загорелся и начал писать стихотворение о мужестве героев.
Прошли годы... Для кинофильма Тишина, снимавшегося по одноименному роману Юрия Бондарева, нужна была песня-воспоминание о погибших, о фронтовой дружбе, о верности, песня-памятник тем, кто не дошел до Берлина, не увидел Красного знамени над рейхстагом, не услышал мирной тишины, тем, кто на алтарь Победы положил самое дорогое—жизнь. И тогда режиссер Басов обратился к Михаилу Львовичу Матусовскому.
— Я,— рассказывает поэт,— вспомнил сражения за все безымянные высоты, какие знал, о которых мне пришлось писать и слышать. Вспомнил я и подвиг восемнадцати сибиряков, для которых Безымянная высота стала их Сталинградом, их битвой за Берлин, за нашу Победу. Музыку на слова М. Л. Матусовского написал композитор В. Е. Баснер.
Так родилась песня, которую теперь знает вся страна. Скорбно и светло рассказывает она о том, что нет забытых солдат, что живые вечно помнят тех, кто пал в боях за безымянные высоты.
Дымилась роща под горою,
И вместе с ней горел закат.
Нас оставалось только трое
Из восемнадцати ребят.
Как много их, друзей хороших,
Лежать осталось в темноте
У незнакомого поселка,
На Безымянной высоте.
Светилась, падая, ракета,
Как догоревшая звезда.
Кто хоть однажды видел это,
Тот не забудет никогда.
Он не забудет, не забудет
Атаки яростные те
У незнакомого поселка,
На Безымянной высоте.
Над нами мессеры кружили,
И было видно, словно днем.
Но только крепче мы дружили
Под перекрестным артогнем.
И как бы трудно ни бывало,
Ты верен был своей мечте
У незнакомого поселка,
На Безымянной высоте.
Мне часто снятся те ребята —
Друзья моих военных дней,
Землянка наша в три наката,
Сосна сгоревшая над ней.
Как будто вновь я вместе с ними
Стою на огненной черте
У незнакомого поселка,
На Безымянной высоте.
Нам, сибирякам, эта песня дорога вдвойне, потому что она посвящена нашим землякам, погибшим в неравном бою. Только двое из восемнадцати остались живы. Как шли эти люди к подвигу, к бессмертию — вот вопрос, для ответа на который понадобилось три года поисков, встреч, исследований.
После опубликования в печати материалов о подвиге на Безымянной высоте я получил много писем. Одни были посвящены новым, неизвестным мне эпизодам из жизни героев. Другие сообщали адреса родных и близких тех, кто участвовал в памятном бое.
Третьи просили подробнее рассказать о подвиге и его истоках. Письма приходили из Запорожья и Николаева, Харькова и Луганска, из сел Черниговской, Целиноградской, Калужской, Смоленской, Новосибирской и других областей. Письма приказывали продолжать работу. И я снова и снова шел в партийный архив Новосибирского обкома КПСС.
Передо мной вырастали горы дел, груды документов. И находки не заставили себя ждать: личное дело Т. Н. Касабиева, учетные карточки Д. А. Денисова, П. А. Романова... С каждым днем материалов становилось все больше и больше.
Из Подольска сообщили, что у них хранится книга учета коммунистов нашего батальона, в ней есть автобиографические данные Белоконова и, самое основное, номер партбилета. Вскоре прибыли документы.— несколько листов с биографическими данными и сопроводительный документ с типографской надписью: Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза. Я прочел их и подумал: Как бережно хранит наш народ все, что связано с жизнью коммунистов. Теперь солдаты с Безымянной — не безымянные солдаты, у каждого — своя судьба, своя биография.
ТАМ, ГДЕ СРАЖАЛИСЬ БОГАТЫРИ.
Давно отшумели военные грозы, однако высота, что воспета Матусовским в своем стихотворении, и поныне хранит следы боя. Еще видны остатки немецких траншей, они обвалились, заросли терновником, но очертания переднего края обороны выступают довольно четко. Сохранились окопы для самоходных установок, огневые позиции артиллерии и шестиствольных минометов...
Более двадцати лет отделяют нас от той яростной схватки. Но нет-нет да и напомнит она о себе тревожно и недобро. Года три назад на заросшем кустарником скате взметнулся фонтан огня и земли — взорвалась немецкая мина. И это не впервые.
Когда я после войны ехал на Безымянную, вспоминая стихи Матусовского, то думал, что непременно увижу те березы, которые в сентябре 1943 года встали в бессменный караул у могилы солдат. А берез уже не было. От той, что была справа от могилы, остался только пенек. Остатки левой тоже догнивали. Чудом уцелевшие в огненной буре той ночи, белоствольные стражи еще долго стояли у изголовья погибших, но уже не смогли оправиться от ран. На куске бересты в 100 квадратных сантиметров я насчитал двадцать пулевых пробоин. На каждые пять квадратных сантиметров — пуля!
На могиле новый, небольшой, очень скромный деревянный обелиск. Он увенчан звездой и напоминает тот памятник, который был поставлен в 1943 году. В оградке две скамейки. На памятнике и на могиле венки. Простые, самодельные, и, может быть, от этого еще более трогательные. Вокруг могилы — почетный караул березок. По обеим сторонам дороги на протяжении нескольких сот метров вырос молодой крепкий березняк.
Шел дождь, по-осеннему холодный и противный. Но нес, кто проезжал мимо, останавливались, подходили к нам. Одни рассказывали о том, что знали, другие рассматривали альбом с фотодокументами о подвиге.
Василий Ильич Мешконцев (в 1943 году ему было 14 лет) поведал нам, как прибегал он сюда после взятия высоты. Он запомнил позы погибших — смерть выхватывала людей во время напряженнейшего боя. В 20—25 метрах от одного из фашистских пулеметов, который бил по левому флангу и тылу наших смельчаков, лежал советский воин, с пробитой головой, с зажатой в руке гранатой.
— А немцев,— говорит Василий Ильич,— было перебито много.
— Видимо-невидимо,— добавляют другие.
— Оборона у них была здесь крепкой, три траншеи в полный профиль, перед ними — противотанковые и противопехотные мины,— рассказывают третьи.
Люди помнят, что здесь захоронены 16 коммунистов, и среди них были Куликов и Ярута.
Еще в райвоенкомате я читал акт о перезахоронении останков героев в общую могилу, которая находится в Бетлице напротив райкома партии. Но памятник поставили и на поле сражения. Да, народ помнит о подвиге, знает о нем.
Когда начался разговор о том, как проходили бои, как были освобождены те или иные села, мне посоветовали найти Борисенкова.
— Это, наверное, Борисенков знает. Поговорите с ним.
Борисенков... Фамилия знакомая. Откуда? Неужели это тот самый Василий Федорович Борисенков, о котором в журнале боевых действий нашего полка за 12 сентября 1943 года записано: «В бою на подступах к высоте 224,1 ранен командир 2-го стрелкового батальона капитан Борисенков»?
