В 1883 г. в Таре открыта общественная библиотека. Ее учредителями были Ф.И. Щербаков, братья Пятковы, Н.Н. Поварнин, Н.Н. Maшинский, А.А. Михайлов, которые вместе с представителями городской интеллигенции собирали книги и средства, привлекали богатых сибиряков, подыскивали подходящие помещения для библиотеки, склада и книжной торговли.

 

Друг Е.П. Михаэлиса А.И. Щербаков, исключенный из столичного университета после студенческих волнений 1861 г., стал крупным сибирским предпринимателем. В 1886 г. он заложил вместе с курганскими и петропавловскими купцами Смолиными на месте Успенского винзавода писчебумажную фабрику. 
Таких предприятий в Сибири еще не было, если учесть масштабы, технологию, объемы производства и ассортимента выпускаемой бумаги, а также и то, что в 80-е гг. XIX в. это была единственная в Сибири писчебумажная фабрика.

В Таре его компаньонами по "бумажному делу" стали купцы Р.Н. Айтыкин, представитель бухарского купечества Тары, и П.И. Трофимов, управляющий винзаводом Щербакова.

Последний сменил в конце 1890-х гг. В.А. Щербакова на месте директора писчебумажной фабрики. Известно, что А.И. Щербаков отправлял своего сына на учебу в Англию, Бельгию и Германию. Сам же активно занимался изучением северного морского пути и предпринимал достаточно серьезные усилия по налаживанию торговли Сибири с Европой, минуя посредничество московских купцов.

В конце 70-х г. XIX в. А.И. Щербаков и М.Е. Функ едут в Лондон, фрахтуют 4 парохода и отправляют их из Гулля с грузом английских и французских товаров. Навстречу им из Барнаула и Бийска посылают пароходы Тюфина с баржами, груженными 220000 пуд. пшеницы. Но английские пароходы, несмотря на ряд энергичных попыток, так и не смогли пробиться через льды Карского моря и вернулись в Лондон. Сибирские суда, прождав две недели в Обской губе, пришли обратно в Тюмень. Предприятие завершилось значительными убытками.

 

Другой пример уже из области научной деятельности тарских купцов. Е.И. Малахов, наладивший первым в Таре стекольное производство, был меньше известен в коммерческих и промышленных кругах Сибири, но в научных кругах он был известен и за ее пределами.

Купец 2-й гильдии Е.И. Малахов изъездил в поисках курганных могильников не только Тарское Прииртышье, но даже добрался до Семипалатински. Он установил связи с Обществом любителей естествоис-пытания, опубликовал свои материалы, "копал... очень аккуратно, но, главное, осмысленно, хорошо видя, что он копает и хорошо понимая, зачем он это делает".

Его материалы вошли в научный оборот, ими пользовались специалисты самых разных направлений. На Всероссийской этнографической выставке 1867 г., несмотря на то что Сибирь имела серьезные научно-археологические силы (В.В. Радлов, К.М. Голодников, И.Я. Словцов и др.), ее археологию представляла только коллекция Е.И. Малахова, и работы его получили самую высокую оценку организаторов. Малахов был среди девяти получивших золотые медали из 321 награжденного лица или организации. Его избрали действительным членом Императорского общества любителей естествознания, антропологии, этнографии при императорском Московском университете.

 

Семейственность, патриархальность, хозяйская основательность, устроенность быта - все эти черты, характерные для тарского купечества XVIII в., в основном сохранялись в последующие десятилетия. Традиции, которые когда-то закладывали Бекишевы, Можантиновы, Нерпины, Филимоновы дошли до начала XX в. Исследуя состав семьей по материалам Тобольского, Омского, Тарского архивов, обнаруживаем достаточно легко и другие традиции, например передачу "своего дела" по наследству: от отца к сыну и т. п. Купеческие капиталы создавались в течение жизни нескольких поколений. Династия Пятковых насчитывает 5 поколений, династия Нерпиных - 6.

Большие семьи характерны для купцов (у Я.А. Немчинова было 10 дочерей и сын, у М.Ф. Немчинова три сына и три дочери). 
У деда Я.А. Немчинова, Семена Ивановича, было пятеро детей (живых) по данным на 1792 г. В 1819 г. семья значительно разрослась за счет того, что сыновья Лаврентий, Василий, Андрей, образовав свои семьи, не вышли из родительского дома. У Андрея в это время было четверо детей. Дед Михаила Федоровича Немчинова, Никита Иванович, также имел 5 детей. По данным переписи населения 1897 г., у тарского городского головы Н.Н. Машинского было трое сыновей, впоследствии его семья увеличилась. Ставший в 1911 г. купцом Яков Васильевич Орлов имел шестерых детей.

 

Дружить домами было принято как в купеческой, так и в мещанской среде. По словам К.Г. Кислицыной, с малых лет жившей при торговом доме К.В. Балыкова, воспитывавшейся вместе с детьми приказчика B.C. Глебова, в доме часто бывали гости. Бывали Орловы, Мещанские и другие купцы. Девочка обычно принимала у гостей одежду: у кого пальто, у кого шляпу и другие вещи. Те обычно давали деньги. Для гостей всегда был накрыт шикарный стол. По сведениям А.А. Новокшонова, приказчика магазина Н.В. Шанского, Шанские "умели принять гостей", но круг общения имели небольшой.

 

Выбор спутников жизни для тарской молодежи особой новизной не отличался - стремились "рубить сук по себе". Для менее состоятельных считалось большой удачей породниться с гильдейским купцом. Но, как правило, больших неожиданностей не было. Можно проследить на отдельном примере, как переплетались два-три и большее купеческих рода. Так, все дочери кяхтинского миллионера Я.А. Немчинова вышли замуж за крупных предпринимателей-сибиряков. С ним породнились Корзухины, Осокины, Пахолковы, Котельниковы, Чернядевы (тоже объявившие в середине XIX в. себя "тарскими купцами"), Колыгины, Синицыны, Пятковы...

Муж Елизаветы Яковлевны Пятковой, Михаил Федорович, был братом второй супруги Ивана Ефримовича Щербакова, Натальи Федоровны. Жена другого Пяткова, Андрея Федоровича, была сестрой Ольги Васильевны Разумовской, мужа которой назвали "племяником Немчинова".

 

Следует, говоря о традициях сибирского города, отметить традиции добрососедства, делового и бытового сотрудничества представителей разных национальностей и культур. В Таре на протяжении ее 400-летей истории не отмечено ни одного серьезного конфликта, возникшего на почве межнациональных отношений. Традиции эти укреплялись тарскими авторитетами - Нерпиными, Немчиновыми и передавались последующим поколениям - Балыкову, Носкову, Дееву и другим. "Тарские кяхтинцы" (Носковы, Немчиновы, Нерпины) жили на границе даже не двух, а нескольких культур: европейской, русской, китайской, монгольской, бурятской и других. Такого переплетения трудно отыскать в другом месте.

В Кяхте бывали Пятковы, Айтыкин и, вероятно, другие купцы вместе с приказчиками, агентами, перевозчиками грузов. "Великий пир", о котором часто вспоминали помнившие открытие сиропитательного дома, собрал за одним столом 150 чел., русских и татар: "Гремел хор омских музыкантов... радушию не было конца... торжество окончилось в три часа ночи".

 

На ул. Непринской, там, где была когда-то бухарская слобода, уживались выходцы из Средней Азии, сибирские татары, русские... Компаньоном А.И. Щербакова был Р.Н. Айтыкин, для Балыкова работали жители татарской д. Тимирки, выделывая до 100 шпал на душу в год. Создатель лесопромышленного товарищества Н.Я. Носков построил лесопилку в юртах Атакских, с нее и начинался нынешней Атакский леспромхоз. В доме купца В.М. Деева на Пятницкой хозяин прежде считал необходимым накормить, а потом вести деловые разговоры с приезжими татарами...

 

Определяя роль тарского купечества в формировании городской культуры как ведущего, определяющего экономическое и культурное развитие города, да и Тарского Прииртышья в целом, автор считает абсолютно неприемлемыми ставить в один ряд всех представителей купеческого сословия. С одной стороны, купечество являясь элитарной частью городского населения, играло не последнюю роль во всех сферах его жизни.

Лучшие представители этого сословия, некогда составлявшие славу и богатство Тары, были, несомненно, незаурядными, яркими и энергичными личностями. С другой стороны, купечество Тары в разные периоды его истории было представлено людьми, часто совершенно непохожими друг на друга, в том числе такими, которые имели темное прошлое, только чисто меркантильные мотивы активной деятельности, часто лишенную какой-либо духовности личную жизнь, совершавших нравственно-уродливые поступки. Изучение жизни и убеждений купцов - "героев" и их антиподов, влияние тех и других на создание микросреды провинциального города - одна из перспективных задач науки.

В завершение следует отметить, что все представленные очерки, несмотря на кажущуюся раздробленность сюжетов, посвящены осмыслению особенностей культуры русских сибиряков. Несомненной представляется всему авторскому коллективу общерусская основа народной культуры русских Западной Сибири. Своеобразие культуры русских сибиряков-старожилов становится особенно отчетливо различимым при сравнении ее с традициями более поздних переселенцев из Европейской России, потомки которых и по сей день сохраняют отдельные черты традиционной культуры мест выхода.

В изучаемый период русские города Западной Сибири превращаются в крупные культурные центры. Культурная жизнь сибирских городов в эти годы заметно изменилась. Если центральным объектом инфраструктуры культуры предшествующей эпохи была церковь с сопутствующими ей учреждениями, то во второй половине XIX в. она начинает постепенно оттесняться на второй план. Центрами культуры становятся учебные заведения, библиотеки, клубные учреждения, театры, музеи, редакции газет. Культурная жизнь сибирского города в начале XX в. уже опиралась на целую систему учреждений культуры светского характера и на самодеятельность инновационных групп различных социальных слоев населения (интеллигенции, купцов и предпринимателей, военных и пр.). Городское хозяйство под влиянием научно-технического прогресса начинает приобретать новые черты.

Однако, несмотря на то, что модернизационные процессы уже в самом начале XX в. вызвали серьезный рост культурных потребностей городского населения и изменения в социально-культурном облике городов, изучение культурной жизни городов Западной Сибири дает нам возможность лишний раз убедиться в наличии ее генетических связей с общерусским культурным процессом.

Историческим содержанием изучаемого периода является постепенный переход от традиционных "сельских" форм организации культуры к преимущественному распространению "городских" форм ее организации. 
Внешними признаками проявлений этого процесса служит резкое увеличение численности городов и городского населения (урбанизация в традиционном понимании), революционная смена в результате промышленной революции технических, технологических и технико-организационных основ общества, переход от преимущественно ручного индивидуального к коллективному машинному способу организации труда и жизнедеятельности (индустриализация).

 
Город сохранял в эти годы, впрочем как и прежде, многие черты сельского традиционного быта: домашний скот, огороды, сады. Деревня и традиционная культура все еще преобладали, как и прежде, над городом и формирующимся инновационным фондом.

Однако в эти годы как в целом в России, так и в Сибири формируются крупные инновационные центры формирования урбанистической культуры (Омск, Томск, Иркутск), которые становятся лидерами в оформлении новых элементов культуры.

Быстро растущая сеть народного просвещения и рост общественной самодеятельности приводят к значительному расширению слоя инноваторов и субъектов социокультурной деятельности.

Скачкообразный рост элементов и организационных форм "новой культуры" в России, их конфликт с элементами и формами предшествующего социокультурного развития приводит в начале XX в. к целой серии экономических реформ и революций. Но это уже сюжет другого научного исследования.