Через три года постановлением губернатора было передано Омско-Тарской епархии «с целью частичного возмещения реального ущерба», причиненного ушедшей властью Русской православной Церкви, а также в соответствии со статьями 11-12 и 75 части первой Гражданского кодекса РФ и справедливого требования православных прихожан, под Епархиальное Управление здание по улице Интернациональная, 85.

При выборе Государственной Думы и Президента РФ, по итогам голосования Омск стараниями оппозиционеров попал в так называемый «Красный пояс» новой России. В то же время Омск был одним из первых городов России, где зачиналось казачье движение. Возрождение казачества в Омске началось одновременно с Доном и Москвой. Если происки непреклонных антидемократов губернатор, скрепя сердце, терпел (в его характере терпения тоже доставало), то к возрождению казачества относился соучастливо.
Казачество — это вторая часть российского сообщества (после православной Церкви). Не худшая его часть, как и трудолюбивое зажиточное крестьянство, объявленное в свое время кулачеством и ликвидированное «как класс».

 

Казачество, вырубленное почти под корень, объявленное непримиримым врагом тоталитарного режима, было то самое, о котором великий полководец Суворов говорил, что это глаза и уши Русской Армии; Кутузов — что казаки спасли Русскую Армию; гениальный мыслитель и писатель Лев Толстой — что казаки создали Россию... Кем же могли быть казаки для тоталитарной власти, если она бывшую Россию называла «тюрьмой народов»?

В то же время новая, самая «демократичная», как называли свой режим атеисты, в мире власть столько народа засадила за тюремные решетки, расстреляла, сгноила в бесчисленных концлагерях, что царским «тюремщикам» такое не могло и в кошмарном сне присниться. Убитые молчат, убийцы все еще клевещут на свои жертвы.
Казачьему возрождению губернатор по возможности помогал, за что благодарные атаманы от имени Сибирского казачьего Войска преподнесли ему казачью шашку.
И все же доставляли ему казаки немало неприятных хлопот (с тем же захватом Никольского собора).

 

А тут узнал, что на границе Казахстана в районе Исилькуля намечается братание казаков Омской области и Казахстана. Губернатор был хорошо осведомлен, что казахское население и руководство Казахстана резко отрицательно относятся к возрождающемуся казачеству в бывших казачьих станицах, оказавшихся после распада Советского Союза на территории независимого государства; что казаки Первого, Кокчетавского, отдела приезжают к своим братьям-казакам в Омск, пряча мундиры в чемоданы, и только на территории России облачаются в свою казачью форму. А тут открыто объявили о братании...

Губернатор пригласил к себе Казанника.
— Алексей Иванович, вы умеете говорить с казаками,
— улыбнулся припухлыми губами чуть иронично и не очень весело. — Есть сведения, что намечается братание наших казаков с казахстанскими...
— Братание — это прекрасно! — возбужденно-радостно Алексей Иванович. — Было бы совсем неплохо, если бы все наши бывшие республики вновь побратались!
— О республиках пока оставим. Хотя я — тоже «за» такое братание. Это замечательно! Обниматься, целоваться — истинно в традиционных русских обычаях. — Прихмурил густые брови. — Но вы же хорошо знаете отношение казахов к казачеству, Казахстана в целом. Он же угля нам не даст. Мы заморозим город, даже область. Вот и взвесьте, что более ценно: братание или уголь?

Можно полагать, нелегко было губернатору решить вопрос в пользу угля. Но другого решения быть не могло: здесь материальное явно перевешивало духовное...
В Исилькуль выехали специалисты из отдела Казанника и полюбовно (губернатор был против принятия насильственных мер) уговорили казаков — и тех, и других
— не проводить эту акцию.