Начало тревожно-смутного времени застало Леонида Константиновича в Казахстане. События в Казахстане разворачивались по своему сценарию — но не будем здесь о них...
В марте 1987 года Полежаева пригласили в ЦК компартии Казахстана. Говорят в орготделе: мы-де вас должны проверить на партийной работе. Рекомендуем секретарем по строительству в Гурьевский обком. Объясняют, насколько это важно. Там, мол, начинаются крупные нефтеразработки. Регион перспективный, Вы — специалист-строитель. А там нет таких опытных, сильных кадров. Это — партийное поручение ЦК компартии Казахстана. Проверим вас там, а дальше видно будет.
В партии дисциплина жесткая. Любое ее поручение — это приказ, который не обсуждается, а выполняется. Отказ его выполнить — неслыханная дерзость, преступление, бунт!
Полежаев это хорошо знал.
Тем не менее на рекомендацию-приказ ответил, что работает он в Казахстане двадцать лет, проверил его Казахстан на протяжении всей почти тысячекилометровой трассе канала Иртыш-Караганда, и в Гурьеве его проверять не надо. Благодарю-де вас за предложение, но принять его не могу. С тем и распрощался.
Приехав домой — семья жила в Караганде, — сказал с хмуроватой усмешкой жене:
— Новость, Таня, привез...
Татьяна Петровна, по лицу мужа угадав, что новость не из приятных, подошла к нему, смотрит внимательно в глаза, ничего не спрашивает, знает, что, какой бы плохой ни была новость, скажет сам, поделится. Но такой не ожидала...
— Не хорошая и не плохая, — поначалу успокоил жену, увидев тревожную настороженность в её глазах. И коротко — новость:
— Просто принял решение уходить. Переехать в Омск.
Молчит, плотнее лишь сжала губы.
— Ты поняла, о чем я?.. Мотнула согласно головой:
— Что-то в ЦэКа не так к тебе...
Передернул плечами, не совсем согласившись с тем, как она поняла его.
— В ЦэКа предлагают ехать в Гурьев. Вроде бы всё нормально — на укрепление кадров. Отказался. Понимаешь, что такое отказаться выполнить предложение, приказ партии?!
— Да. Я это знаю. А по поводу переезда в Омск — сам решай... как решишь...
Утром он написал заявление на бюро обкома партии с просьбой снять с партийного учета и освободить от должности первого заместителя председателя облисполкома.
В тот же день позвонил в Омск заместителю председателя облисполкома Евгению Григорьевичу Коновалову, сказал, что хотел бы вернуться на родину. И готов принять любую работу, которую ему могут предложить в Омске по его специальности.
Коновалов — человек осторожный: я, мол, вас понимаю, но вопрос надо провентилировать в обкоме партии. А у нас тут такие события... Ушел Манякин.
Полежаев согласился: вентилируй, подожду. Коновалова он считал человеком порядочным, который сделает всё искренне и честно.
В Караганде в это время шла избирательная кампания. Полежаев вновь был выдвинут кандидатом в депутаты областного Совета от шахтеров, самого революционного (как теперь называют избирателей) электората. Приехал к шахтерам, поблагодарив за доверие, сказал, что снимает свою кандидатуру.
Шахтеры его хорошо знали, уважали. Посыпались недовольные вопросы: «Почему?», «Как это вы можете?», «Вы же член бюро обкома?!».
Решение вернуться в Омск настолько уже созрело, что он понял, а может, постарался убедить себя: будущего у него здесь нет. А он еще молод, полон сил. Чувствовал, что их хватит на свершение нечто большего, чем уготовано ему в Казахстане. Доживать просто свое время — не для него. Какой-то внутренний голос говорил: ты должен уехать. Другой, более громкий, противоречил: как уехать? Что ты здесь оставляешь: подумай! Лучшие годы своей жизни, любовь казахского народа за сделанное тобой для него. Твое имя здесь — навечно. Благодарность простых людей, для которых ты строил канал, добывал воду — драгоценнейший дар в этом засушливом крае, — беспредельна! И всё это так просто оставить? Ехать, бежать вновь в неизвестность... И всё разрывалось в нем...
Как ни странно, побеждал первый, более слабый голос — своей какой-то надсадной, даже болезненной настойчивостью.
А что же чиновники от партии? Для них это было неслыханное дело. Не было, не знали прецедентов во всем Советском Союзе, в рядах коммунистической партии, когда б человек добровольно оставлял должность первого заместителя председателя облисполкома, выходил из состава бюро обкома партии, снимал кандидатуру с выборов (последнее стало не редкостью в девяностые годы, а в семидесятые об этом и помыслить не могли) и уезжал черт знает куда. Это партийные чиновники восприняли как дерзкий вызов...
И в Центральном комитете Казахстана, когда отказался ехать по приказу партии в Гурьев и когда пришел в райком с заявлением о снятии с учета, пришли к выводу, что нечего держать такого строптивого работника. Для снятия с учета ему не пришлось даже идти в райком партии, открепительный талон принесли в рабочий кабинет.
И вот он — свободный человек! Впервые после окончания института, даже средней школы — без работы, без должности. Вроде бы никто.
Не привык к такому подвешенному состоянию. Да и как мог привыкнуть, если никогда в нем не был?.. Оставалось ждать звонка из Омска.
Состояние было мучительное. Каждый день ожидания томителен, и вот звонок: «Мы тут обсудили, — голос Коновалова. — Тебе надо приехать».
Вылетел в тот же день.
Уговорившись с несколькими одноклассниками, приехали на «товарняке» в Омск. Отыскали речное училище, приемную комиссию. Однако до экзаменов их не допустили, сославшись на отсутствие омской прописки. Было обидно: ему, родившемуся в Омске, отказали вернуться в родной город (сколько потом еще придется перенести незаслуженных обид!).
Кто-то из членов комиссии предложил поступить в ремесленное училище, где готовят токарей, слесарей, кочегаров...
Пришли всей приехавшей группой на берег Иртыша, посмотрели на его седые воды, по которым им не суждено было плавать... Ребята спросили Леву, что думает «Босс»? Коноводом он среди ребят был, потому и звали «Боссом». «Босс» решил, что ремесленное им не подходит. Сели на «товарняк», вернулись в Исилькуль.
Родители Левы не делали попытки что-то присоветовать ему. Считали: парню семнадцать лет, вполне взрослый человек, должен за себя решать сам.
От знакомых ребят узнал, что в Петропавловске есть техническое училище, где готовят кузнецов, сварщиков, токарей.
Собрал «Босс» совет из шестерых ребят, предложил поехать в Петропавловск. Совет был недолгим, все шестеро согласились с ним.
Было лето 1958 года. Вновь на «товарняк»...
Петропавловск — город маленький. Быстро нашли училище. Находилось оно в центре города в старых каменных купеческих лабазах. Пришли в приемную комиссию: принимаете? — Откуда? — Из Исилькуля. — Документы с вами?.. Сдавайте...
По-видимому, у них плохо было с набором. Никакой комиссии и экзаменов. Зачислили. Лева решил учиться на кузнеца. Занятия начинались с первого сентября.
До занятий все вернулись в Исилькуль. Лева объявил родителям, что поступил учиться в Петропавловске на кузнеца. И только тогда отец заметил: почему не в институт?
Старший брат Левы учился в Омском сельхозинституте на зоофаке. Сестра ранее закончила этот же факультет и работала зоотехником в совхозе «Боевой».
Лева отцу с мальчишеским апломбом: потому что нравится профессия кузнеца!
Отец переубеждать его не стал: езжай... Дал сто рублей денег. Это была единственная помощь, которую он получил от отца.
